Эта история, рассказанная Телемским, прозвучала вскользь, несколько буднично. Мне же представляется, что она заслуживает гораздо более серьезной реакции и оценки. Грандиозные и завораживающие картины архетипического мира, представленные Телемским, увлекли нас, и мы оставили в стороне реальные трагедии реальных людей.
Этот «психолог», совершил настоящий инцест в отношении своего племянника. Он пытался злоупотребить доверием своих клиентов и учеников, нарушить их границы, использовать их сексуально. Он употребил свою харизму, знания, авторитет для удовлетворения своих сексуальных и властных потребностей. Он нарушил и извечное табу на инцест, и этические нормы психолога и, наконец, уголовный закон.
А его жертвы? Что чувствовали они? Как сложились их жизни в дальнейшем? Кто-то, может быть, смог переработать травму, а кто-то остался замороженным, омертвевшим, опустошенным? А кто-то идентифицировался с насильником? Сколько лет длилось восстановление? Может быть, всю жизнь? Мне приходится работать с жертвами инцеста, я знаю, что это такое.
В своей книге «Убийство души. Инцест и терапия» Урсула Виртц пишет об инцесте «в широком смысле слова, когда злоупотребление происходит в условиях зависимых и доверительных отношений жертвы с преступником. Речь идет о нянях, воспитателях, учителях, священниках, врачах и, в первую очередь, о психотерапевтах. Сексуальное насилие в психотерапии является темой, пока совершенно запретной для обсуждения и требующей большой прозрачности». Виртц подчеркивает, что существуют доверительные отношения жертвы к преступнику, и тот, кто злоупотребляет доверием, это не только родитель, но и любое лицо, наделенное особой властью.
Ребенок, мечтающий «жениться» на матери или «выйти замуж» за отца, на самом деле не желает реального сексуального акта, он в силу своей физиологии и развития психики попросту не готов к этому. Он так выражает свою привязанность и любовь. Ему знаком только «язык нежности», а не взрослый «язык страсти» (Ш. Ференци). Виртц пишет в связи с этим: «… фундаментальная асимметрия отношений детей и взрослых означает, что ребенок не может быть согласен ни на какие сексуальные отношения со взрослыми».
Взрослый же отлично понимает, что инцест – это табу, и вся ответственность лежит на нем. Он должен дать понять ребенку, что существует разница поколений, и тем самым открыть ребенку путь к психическому росту, развитию, сепарации.
То же происходит при грубом нарушении рамок в анализе. Сексуальное использование аналитиком клиента -- это своего рода инцест. Ведь их перенос и контрперенос располагаются в поле детско-родительских отношений. Клиент проецирует на аналитика родительскую фигуру. И в том случае, когда аналитик пользуется этим доверием для удовлетворения своих потребностей, и когда он удовлетворяет инцестуозные фантазии пациента, не давая себе труда проанализировать перенос, – это и человеческое предательство, и крах всей терапии.
У. Виртц пишет: «Для Юнга мотив инцеста – это образ целостности. Он связан с вечным стремлением человека стать целым и вернуться в исходное состояние единства. … Зафиксироваться на инцесте означает для Юнга инфантильно застрять в глубинной человеческой тоске, в желании оставаться ребенком. Такое стойкое зависание либидо на первом детском объекте Ницше назвал «кощунственной тягой назад». Удовлетворение такой тоски означало бы конец индивидуальности человека. Вот почему инцест – это преступление, смерть духа в человеке. Функцией табу на инцест является предотвращение такой регрессии.
Если же тяга к инцесту не находит своего воплощения, то влечение одухотворяется. При невозможности прямого удовлетворения человеческий инстинкт создает образы, которые символически выражают соединение противоположностей. Обращаясь к мифам и представлениям алхимиков, Юнг заявляет, что coniunctio – это архетипический образ соединения противоположностей: свадьба Короля и Королевы, Солнца и Луны, Неба и Земли, а также hierosgamos – божественная свадьба, священный брак.
Юнг пишет не о реальном сексуальном насилии в семье, не о присущих обществу насильственных структурах, а об архетипе инцеста».
Таким образом, очень важно четко различать и разделять реальную травму инцеста, калечащую и убивающую душу, и «идею инцеста» как архетип с его грандиозными и завораживающими образами.
Надеюсь на дискуссию.